|
Эта история произошла давно, но осадок от неё остался горький.
Кончался август. Через несколько дней воспитанники должны были вернуться в детдом из пионерского лагеря. В тот день сотрудники проводили в детдоме генеральную уборку, готовили его к новому учебному году.
В самый разгар работы к детдому лихо подрулил белый «Мерседес». Из него вышла шикарно одетая девица и прямиком направилась в детдом.
Сотрудницы, мывшие окна, мгновенно припали к стёклам, стараясь рассмотреть, что же это за важная птица пожаловала.
Оказалось заглянула на огонёк бывшая воспитанница Вера П..
— Откуда? Каким ветром? — сыпали вопросы сотрудницы, — а как ты одета! Шик и блеск!
— Приехала посмотреть родные пенаты, — артистично пожимая плечами, отвечала Вера. Конфет привезла к чаю. Четыре года здесь прожила.
Женщины мгновенно занялись организацией чая. А Вера осматривала столовую. Ей понравилось.
Вера П. была москвичкой. Так случилось, что мать посадили в тюрьму за драку в ресторане, где она работала, а Веру направили в один из московских детдомов. Позже она попала в Карабаново.
Ровесники не любили Веру. Была она по характеру вспыльчивая, заносчивая, жестокая, неуживчивая; всегда в пример ставила Москву: «А у нас в Москве, а у нас в Москве» — начинала она. Но тут же получала отпор со стороны воспитанников:
— Вот и сидела бы в своей Москве. Зачем в Карабаново приехала?
— Так получилось, — оправдывалась Вера, — мать освободится — уеду.
А в Карабаново Вера приехала после второй судимости матери. В первый раз мать освободилась через год, так как попала под амнистию, но в Москву ей путь был закрыт из‑за судимости, поэтому забрав дочь, она вынуждена была уехать на «101‑ый километр», где устроилась на работу в одном из совхозов нашего района. После весёлой московской жизни доить коров было явно не по нутру; мать часто прорывало. Начинались пьянки веселья. А на вино нужны деньги. И верина мать брала их взаймы у хозяйки квартиры, где они жили. Возвращать долги не спешила.
Однажды во время очередного запоя хозяйка отказала в деньгах. И верина мать решила припугнуть строптивую женщину. Всё было продумано до мелочей. Мать и дочь пришли в комнату хозяйки. Мать повторила свою просьбу дать денег взаймы до получки. А когда женщина категорически отказалась в очередной раз выполнить просьбу, заломила ей руки за спину. И Вера так пырнула ей ножом в живот, что женщина оказалась на операционном столе с тяжёлым ранением.
Мать вторично попала за решётку; дочь тоже надо бы отправлять в колонию, но по малолетству её направили в Карабановский детдом.
Трудно было работать с Верой. Однако педагогический коллектив выдержал её характер и её привычки. А когда Вера закончила восемь классов, мать завалила все инстанции требованием устроить дочь только в Москву, где у неё была квартира. «Пусть учится до моего освобождения», — писала она в детдом, — «а как выйду из тюрьмы, будет у неё красивая жизнь».
Вопреки всем инструкциям, которые существовали тогда, Веру устроили в Московское СПТУ учиться на портниху. А через год из училища пришло сообщение, что Вера забрала свои документы из училища. Не захотела стать портнихой и ушла. Куда? Зачем? Все попытки что‑то установить о судьбе Веры были безуспешными. По старому адресу девушка не проживала. А тут вдруг появилась…
— Где работаешь? — спрашивали женщины, — по одежде и машине — живёшь безбедно.
В ответ Вера жеманно пожимала плечами, видимо, не зная, с чего начать.
— Устроила меня мама в ночной клуб. В стриптизе танцую. За ночь могу заработать больше, чем воспитатели и директор за месяц. Квартиру новую купила. Мебель.
— А что делают‑то в этом стриптизе? — едва выговорила пенсионерка повариха тётя Лида, — может и нас туда устроишь?
— Танцуем. Девять нимфеток и я — ведущая. Сначала в купальниках, а потом так. Занимаем паузы, пока певцы отдыхают.
— Как так? — не унималась повариха, — совсем что ли? В чём мать родила?
— Конечно, — отрубила Вера, — деньги господа зря не тратят.
— А я‑то старая дура, — снова вздохнула пенсионерка повариха тётя Лида, — всю жизнь у плиты стряптизмом занималась, а денег‑то не то что на квартиру заработала, едва хватило на свой чулан, где живу. Видимо, давно надо бы бросить тряпку у плиты и идти в другое место стряптизмом заниматься.
— А нимфеток‑то, где берёте? — не унимались сотрудницы.
— Мать на вокзалах собирает бездомных 10–12‑летних девочек. Посимпатичнее которые. Пофигуристее. И чтобы живые были. Их учат двигаться по сцене, танцевать, а потом выпускают на сцену. Кормят, обувают и одевает лучше, чем в детдоме. Живут в гостинице. Днём репетируют, спят. Вечером работают. В школу не ходят. Девчонкам нравится. Музыка. Народ всё богатый, солидный. Платит за всё. Могут попросить станцевать прямо на столе. Удовлетворяем все желания клиентов.
После этих слов в столовой наступило гробовое молчание. Никто ни о чём не спрашивал. Чай остывал. Вера поднялась и хорошо отработанной походкой поплыла к выходу.
— Чао! — бросила она на ходу.
— А учиться‑то не собираешься? — спросили женщины.
— Зачем?! Я уже себе на жизнь заработала и заработаю ещё. Живу как принцесса.
И ушла.
— Стриптиз, кордебалет — слова‑то какие‑то мудрёные, — сказала вздохнув повариха тётя Лида, — а ведь работящая была девка, и без этих самых стриптизов прожила бы. Это всё мать обещала ей красивую жизнь. Вот и сделала всё по‑своему.
Все замолчали.
— А конфеты-то какие‑то горькие, хоть и дорогие, — сказала тётя Лида, — ну, поездит она на «Мерседесах», пока молодая, а дальше что? — Ведь это красивая жизнь по понятиям матери. Не зря в народе говорят: яблоко от яблоньки недалеко падает.
* * * * * * * * * * |
