Карабановский детский дом

В КОМАНДИРОВКЕ

За почти восемнадцать лет работы директором Карабановского детдома было всего два случая, когда детей взяли в семьи. Первым усыновили мальчика. Я тогда только начинал работать. В последний год моей работы удочерили девочку. С новыми родителями девочки договорились, что они пригласят нас на свадьбу. Но до неё ещё далеко. А вот о судьбе усыновлённого мальчика можно уже рассказать. С тех пор прошло шестнадцать лет. Правда, имя и фамилию бывшего воспитанника всё же изменил.

В один из последних августовских дней, перед началом нового учебного года, на пороге кабинета появилась старушка с узелком в руках. Рядом с ней стоял мальчик школьного возраста.
— Возьми, сынок, к себе моего внучка Мишу, — обратилась ко мне женщина, — старая я, скоро восемьдесят стукнет. Помирать уже пора. А мальчонку жаль. Тяжело мне. Дочка родная его двухмесячным оставила, а сама скрылась. С тех пор и растила его одна. А о ней, стерве, ни слуху, ни духу. Так, что была я ему и папа, и мама, и бабушка. — Может быть, найдутся добрые люди, усыновят его, — после небольшой паузы предложила она, — Вы уж возьмите его. Мальчонка смирный, добрый, ласковый. А я, если Бог даст ещё немного здоровья, навещать его буду.

Я не стал объяснять старой женщине, что вот так просто брать детей в детдом я не имею права. Делается это через органы народного образования. Но жалко было гонять старушку по кабинетам. Да чего доброго, выпишут путёвку мальчику в другой город. Не доехать бабушке туда, не навестить внука. Да и учебный год уже начинался. Мише надо начинать учиться. В общем, взяли мы внука. Документы пришлось оформлять самим, и нареканий немало выслушали. Порядок есть порядок.

Несколько раз бабушка приходила в детдом. Навещала внука. Приносила ему яблок, конфет. И, уходя, долго молилась, крестясь то на сам детдом, то на стоящую напротив окон детдома разрушенную церковь. О чём просила старая женщина Бога, остаётся для нас тайной. Не прошло и месяца, как бабушки не стало. Однажды в детдом пришли её соседи и взяли Мишу, чтобы проводил бабушку в последний путь.

Минуло два года. Миша привык к новой жизни. Подрос. Но остался таким же добрым и ласковым, каким воспитала его бабушка. За эти качества все и любили Мишу в детдоме. В один из осенних дней к детдому подъехала легковая машина. Из неё вышли мужчина и женщина, и направились прямо в детдом. Приезжие были ласковыми. Им хотелось взять в семью ребёнка. Оба были уже немолоды. Женщина с болью в голосе призналась, что своих детей у не уже никогда не будет.
— Мы были во многих дошкольных детдомах, — сокрушалась она, — брать маленького ребёнка боимся. Риск большой. Дети‑то особенные.
— Да, — согласился я, — из десяти первоклассников, которых привозят ежегодно из дошкольных детдомов, через год семерых отправляем во вспомогательные школы. Олигофрения.
— А большого брать? — вырвался у неё тяжёлый вздох.
— Знаете, — сказал я, — есть у нас один мальчик, общий любимец. Ему девять лет. Учится без троек. Физически развит хорошо. Добрый. Ласковый. До школы жил с бабушкой. Отца нет. Мать скрылась. У него есть согласие на усыновление.
Женщина пожала плечами. Ей хотелось девочку. А у мужа после моего рассказа загорелись глаза, и он попросил: «Покажите его нам!»
Я вошёл в учебный класс, где дети делали уроки, и пригласил Мишу к себе, чтобы показал мне дневник и тетради. Это было обычным делом, так как всегда по порядку детей приходилось постоянно приглашать к себе для контроля. Дневник у Миши был в порядке, без троек, только четвёрки и пятёрки. В тетрадях тоже был полный порядок. И сам он был аккуратный, пухленький, розовощёкий. Мужу Миша понравился сразу. Супруги заспорили.
— Знаете, — сказал я, — сегодня нам ничего не решить, да и спешить не надо. Подумайте, ещё раз дома. Можно сделать так: вначале вы будете брать Мишу на выходные дни; понравится — возьмёте на зимние каникулы. А там видно будет.
Так и договорились. Через неделю, в субботу, супруги приехали за Мишей. В детдом мальчик возвращался полный самых разных впечатлений. Рассказывал сверстникам, где был: в зоопарке, в музее Советской Армии, на ВДНХ. И всегда возвращался в обновках. Новая куртка, шапка, ботинки, костюм.

Кончились зимние каникулы, и супруги усыновили Мишу. Помню, как провожали мальчика. Как взрослому я объяснил Мише, что у него начинается новая жизнь. Теперь у него будет и мама, и папа. Огорчать их не надо. И не обижаться, если поругают. В детдоме ведь тоже ругают — лишь бы на пользу. И никому никогда не рассказывать, что он приёмный сын. Меньше воспоминаний о детдоме, хотя знаю, что такое не забывается никогда. Как клеймо.

Иногда мы вспоминали Мишу. Радовались за него, что ребёнку выпала лучшая доля. Не секрет, высшее образование получают из детдомовцев только единицы. Ребёнку просто некому помочь, а выделяемые средства крайне мизерны. И нравственно тяжело. Домашние сынок или дочка одеты «с иголочки». Модно. А детдомовцы словно белые вороны. Не каждый выдержит такое. Некоторым мальчишкам удаётся это через военные училища, а большинство воспитанников после восьмилетки идут в строительные училища. Делается это не по чьей‑то злой воле, а из реалий жизни. После окончания учёбы обязательно дадут общежитие, быстрее получат свой угол.

Весной наш любимец напомнил о себе. В конце учебного года приехал в детдом отец Миши. Привёз букет цветов и конфет для детей и сотрудников. На мой вопрос: «Как дела?» молча показал большой палец и поблагодарил за сына. А встреча с самим Мишей произошла перед самым моим уходом на пенсию. Было это в первых числах сентября. Стояло бабье лето. Ярко светило солнце. В кабинет директора зашёл молодой человек с дипломатом в руках. Поздоровался. И сел на то место в кабинете, где обычно садятся воспитанники, если предстоит долгий разговор. Несколько минут мы молча смотрели друг на друга.
— Не узнали? — наконец, спросил он.
— Нет, — честно признался я.
— Миша Зайцев. Помните, отдали меня москвичам?
Давно это было. Мы подсчитали: прошло шестнадцать лет. Миша закончил институт. Женился. Работает на заводе.
— Сын у меня родился, — поделился он своей радостью, — уже два месяца ему. Как на руки возьму, думаю, как же могла моя мать такого малыша бросить. Она меня так и не искала? — спросил он.
— Нет, — ответил я, — никто не искал.
— Не нужна она мне, — продолжил Миша, — у меня есть прекрасные родители. Всё для меня сделали. С внуком сидят. Никак не нарадуются. А вот в глаза матери хотел бы я посмотреть, чтобы дрогнуло у неё сердце. Впрочем, у неё, наверное, его и нет. А если есть, то давно окаменело от такой жизни. Приехать я давно собирался. Тянуло постоянно. Но не хотел обижать своих родителей. Подумают, как волка ни корми, он всё в лес смотрит. Зачем их огорчать? А после рождения сына стало совсем не по себе. Попросился у мастера в командировку, чтобы съездить на могилу к бабушке. Постоял у своего дома. Пришёл сюда.
Посидели ещё, вспоминали мальчишек‑ровесников: кто где. И пошли на вокзал. Командировка Миши подходила к концу.

* * * * * * * * * *